«Письмо Александра Пушкина барону де Геккерену»

«Знаменитый актёр МХАТа Леонид Миронович Леонидов писал: “Если бы от Пушкина остались только его биография и его письма, это уже был бы огромный вклад в нашу литературу. <...> Письма Пушкина – это величайший документ мировой литературы. Кто не знаком с письмами, не может сказать, что он знает Пушкина!”

В отличие от других актёров МХАТа, современников Леонида Леонидова, много читавших не только со сцены, но и на радио – для записи, Леонид Миронович начитал всего несколько пластинок. В августе 1935 года он записал два пушкинских письма. Недавно экземпляр этого уникального диска был обнаружен в Краснодаре.

Но, прежде чем мы услышим голос Леонида Леонидова, небольшой фрагмент из воспоминаний театроведа Николая Чушкина: “Однажды мы с товарищем попали на вечер Пушкина в Политехнический музей. Переполненный зал, особенно много молодёжи. На сцене – Леонидов. Вышел каким-то сумрачным, утомлённым. Запомнилась его крупная, чуть сгорбленная фигура, потухший; как бы отсутствующий взгляд. Он остановился у стола, держа книгу в руке, создавая искусственный барьер мужду собой и публикой...

Он читал по книге письма Пушкина, в том числе гневное, полное боли и негодования письмо к Геккерену, написанное поэтом незадолго до смерти. Читал просто, весомо, отчётливо донося мысль...”»

В сто семьдесят первом выпуске рубрики «200 лучших записей на стихи Александра Сергеевича Пушкина» радиостанции «Новое радио» прозвучала фонограмма из частного аудиоархива.

Господин Барон. Позвольте мне изложить вкратце всё случившееся: поведение Вашего сына было мне давно известно и я немог остатся равнодушным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый взятся задело, когда почту занужное. Случай, который во всякую другую минуту был бы мне очень неприятным, представился весьма счастливым, чтоб мне разделатся. Я получил без именные письма и увидел, что настала минута и я ею воспользовался, остальное Вы знаете: я заставил вашего сына играть столь жалкую роль, что моя жена удивлённая такою низостью и плоскостью его, немогла воздержатся от смеха и ощущения, которое бы она могла иметь к этой сильной и высокой страсти, погасла в самом холодном презрении и заслуженном отвращении. Я должен признатся Господин Барон, что поведение собственно ваше было не совершенно прилично. Вы, представитель Коронованной главы, вы, родительски сводничали Вашему сыну, кажется, что всё поведение его (довольно неловкое впрочем) было Вами руководимо. Это вы вероятно внушали ему все заслуживающия жалости выходки иглупости, которыя он позволил себе писать. Подобно старой развратнице, Вы сторожили жену мою во всех углах, чтоб говорить ей о любви вашего незаконнорожденнаго или так называемаго сына и, когда больной венерическою болезнию он оставался дома, вы говорили, что он умирал от любви к ней, вы ей бормотали возвратите мне сына. Вы согласитесь Господин Барон, что после всего этаго я немогу сносить, чтоб моё семейство имело малейшее сношение с вашим. С этим условием я согласился непреследовать более этаго гадкаго дела и необезчестить вас в глазах вашего Двора и Нашего, на что я имел право и намерение. Я не забочусь, чтоб жена моя ещё слушала ваши отцовские увещания, не могу позволить, чтоб сын ваш после своего отвратительнаго поведения осмелился бы обращатся к моей жене и ещё менее того, говорил ей казармныя каламбуры и играл роль преданности и несчастной страсти, тогда как он подлец и негодяй. Я вынужден обратиться и просить вас окончить все эти проделки, если вы хотите избежать новой огласки, пред которой я верно не отступлю. Имею честь быть Господин Барон Ваш покорный и послушный слуга А. Пушкин.